Рубен Брулат (Ruben Brulat)
В интервью журналу Wallpaper 21-летний Рубен Брулат (Ruben Brulat), человек взявший в руки камеру за два года до этого, говорит о своём занятии фотографией: «Я почувствовал настоящую страсть и с тех пор не останавливаюсь ни на минуту. Я ходил и по улице круглые сутки напролёт и экспериментировал. Я просто без этого и это очень быстро стало неотъемлемой частью моей жизни, я не мог перестать фотографировать».
Андерш Петершен
Андерш Петершен родился в 1944 году, в Стокгольме.
В 1961-м Андерш приехал в Гамбург, чтобы учить немецкий, заниматься сочинительством и живописью. В то время он не думал о фотографии.
Однако, через пять лет он познакомился с Кристером Стромхольмом и стал студентом его фото-школы. Стромхольм был не только его учителем, но и близким другом. Эта дружба повлияла на дальнейшую судьбу Андерша.
В 1967-м году Андерш начал проект, в рамках которого он фотографировал бар «Café Lehmitz» в Гамбурге. Этим проектом Питершен занимался в течение трёх лет. Результат послужил основой для его первой персональной выставки, состоящей из 350 фотографий.
В 1973-м Питершен опубликовал свою первую книгу «Gröna Lund» («Грёна Лунд») — о людях в парке развлечений Стокгольма.
В 1974-м он закончил Шведский Институт драматургии и кино, а в 1978-м издал книгу «Café Lehmitz» в германии.
Список жизненных вех Андерша велик, ознакомиться с ним внимательнее можно на его персональном сайте. А мы скажем просто: «И тут всё закрутилось...»
В 1961-м Андерш приехал в Гамбург, чтобы учить немецкий, заниматься сочинительством и живописью. В то время он не думал о фотографии.
Однако, через пять лет он познакомился с Кристером Стромхольмом и стал студентом его фото-школы. Стромхольм был не только его учителем, но и близким другом. Эта дружба повлияла на дальнейшую судьбу Андерша.
В 1967-м году Андерш начал проект, в рамках которого он фотографировал бар «Café Lehmitz» в Гамбурге. Этим проектом Питершен занимался в течение трёх лет. Результат послужил основой для его первой персональной выставки, состоящей из 350 фотографий.
В 1973-м Питершен опубликовал свою первую книгу «Gröna Lund» («Грёна Лунд») — о людях в парке развлечений Стокгольма.
В 1974-м он закончил Шведский Институт драматургии и кино, а в 1978-м издал книгу «Café Lehmitz» в германии.
Список жизненных вех Андерша велик, ознакомиться с ним внимательнее можно на его персональном сайте. А мы скажем просто: «И тут всё закрутилось...»
Принимаем в ряды
Давно надо было это сделать, но сделано это только сегодня.
Теперь в форму заявки на регистрацию можно загружать фотографии.
С обратной стороны трубы, в закрытом режиме тестируется уголок рассмотрения заявок.
Зачем всё это нужно? Не у всех людей есть сайт, но есть прекрасные снимки. Бывает хочешь поставить ссылку на наш ресурс, поделиться с людьми, но чувствуешь себя неловко от того, что не каждый желающий может зарегистрироваться.
Хочется сделать форму заявки максимально простой и прозрачной. Можно ничего не писать, не рассказывать, главное показать свои фотографии.
Теперь в форму заявки на регистрацию можно загружать фотографии.
С обратной стороны трубы, в закрытом режиме тестируется уголок рассмотрения заявок.
Зачем всё это нужно? Не у всех людей есть сайт, но есть прекрасные снимки. Бывает хочешь поставить ссылку на наш ресурс, поделиться с людьми, но чувствуешь себя неловко от того, что не каждый желающий может зарегистрироваться.
Хочется сделать форму заявки максимально простой и прозрачной. Можно ничего не писать, не рассказывать, главное показать свои фотографии.
Eugene Atget
Эжен Атже (Eugene Atget, 1857-1927) никогда не называл себя фотографом: он предпочитал название «автор-продюсер». Сначала он пытался стать актером, потом — художником, но безуспешно. Наконец в 1898 году Атже взял в руки фотоаппарат и стал фотографировать vieux Paris (старый Париж). Главной его целью было создание «документов», как он называл свои фотографии городских видов и архитектуры. Немаловажна была для него и коммерческая сторона — он продавал свои фотографии художникам.
Он родился в Либурне около Бордо в 1856 году. Его родители умерли, когда ему исполнилось пять лет. Его стал воспитывать дядя и, по окончании школы, Эжен решил посвятить себя морской торговле, в чем весьма преуспел, пока в 1879 году не вернулся в Париж.
Со второй попытки поступил в 1879 в Консерваторию драматического искусства (Conservatoir d'Art Dramatique). Там он два года учился с намерением в будущем стать актером. Карьера на новом поприще не удалась. Он выступал с малоизвестными труппами в провинциальных городках Франции и пригородах Парижа, всегда играя небольшие роли. В 1885 принят в труппу передвижного театра, но был вынужден оставить актерскую профессию из-за болезни связок. Тем не менее, этот период жизни Эжена замечателен знакомством с актрисой Валентиной Далафосс, с которой он прожил всю оставшуюся жизнь.
В 1897 году он решил попробовать себя в роли художника — и опять неудачно. И лишь в следующем году, в возрасте 40 лет Эжен начал заниматься фотографией. Это было время больших перемен в Париже, когда индустриальная революция коренным образом изменяла облик «старого города», исчезавшего на у глазах современников. Многие фотографы старались успеть запечатлеть старый Париж до его масштабной перестройки, запланированной и начатой бароном Османном и Эжен был в их числе.
Эжен Атже ходил со своей громоздкой и неуклюжей крупноформатной камерой по улицам Парижа и снимал дома и подъезды, дворы и витрины магазинов, особняки и мастерские, церкви и памятники… Современные для того времени сооружения мало его интересовали: ни на одном из его снимков нет, скажем, Эйфелевой башни. Иногда он снимал городские сценки, включая в кадр в основном представителей низших слоев общества. Его фигура в потертой одежде, и черное покрывало, которое он накидывал на себя и камеру при съемке, стали достопримечательностью. Парижане звали его «Папаша Атже».
Его непостоянный заработок зависел от заказов. Так для французского Архива он сделал серию документальных фотографий исторических зданий и средневековых статуй. На первом этаже пятиэтажного здания, где была его квартира и проявочная, он повесил объявление: «Атже — документы для художников» (Documents Pour Artistes) и продавал фотографии дизайнерам интерьера, декораторам, художникам. Также он продавал свои работы и таким организациям, как Bibliotheque Nationale, Bibliothede la Ville de Paris и Musee Carnavalet, стремившимся составить коллекции фотографий «старого Парижа».
Фотография не принесла Эжену Атже особенного богатства. В 1920 он продал 2600 своих негативов Service Photographique des Monuments Historiques. Это была довольно большая часть работы, проделанной им за предыдущие 20 лет. Деньги, вырученные от продажи, дали ему относительную свободу, которой он раньше не знал. Следующие годы своей жизни он провел в поиске, делая фотографии ценные как с точки зрения истории, так и искусства. Он умер 4 августа 1927 года больным и непризнанным, еле сводя концы с концами.
Стиль Атже сильно изменился, начиная с первых его работ, заканчивая последними. Его ранние виды Парижа сделаны в середине дня, когда почти нет теней и интересных световых явлений. Его работы сухи и неэмоциональны. Позже он стал обдуманно использовать свет для создания особого настроения, экспрессии. В его последних фотографиях свет является предметом съемки.
За 30 лет Эжен сделал более 10 тысяч фотографий. Вплоть до самой смерти в 1927 году он продолжал использовать то же оборудование, с которого начинал — «меховую» камеру 18х24 на деревянном штативе.
Эжен не пользовался экспонометром — он сделал простую табличку для расчетов, полагаясь на свой опыт и знания. Для съемки интерьеров он не использовал искусственное освещение, обходясь естественным.
Эжен Атже всегда сам печатал свои фотографии со стеклянных негативов, используя практически не применявшийся с конца XIX века процесс на основе альбумина, представлявшего собой смесь яичного белка и соли или же хлористого алюминия. Позже фотограф стал наносить на свои отпечатки воск, своеобразный эффект от которого позволял добиться самых разных оттенков желтого цвета, вплоть до шоколадного.
Хотя Эжен Атже не был особенно знаменит при жизни, его работы вдохновили многих талантливых фотографов XX века. «… я познакомился с работами Атже, фотографа с трагической судьбой, и они произвели на меня настолько сильное впечатление, что, наверное, под их влиянием я и купил свой первый фотоаппарат» — вспоминал Анри Картье-Брессон.
Одним из ранних поклонников Эжена был юный Ансель Адамс, который писал в 1931 году: «Обаяние Атже заключается не в превосходном владении техникой его времени, не в старомодной изящности одежды, архитектуры и персонажей его работ, а в объективном и глубоком видении предмета… В его работах простое открытие простых аспектов жизни его окружения. Нет никакого наносного символизма, никаких дизайнерских наворотов, никаких скрытых интеллектуальных проблем. Фотографии Атже — непосредственные и эмоционально чистые записи редкого и утонченного восприятия и представляют может быть самую раннюю форму чистого искусства фотографии».
В 1926 году один из соседей Атже — Ман Рэй — опубликовал, правда без указания авторства, несколько фотографий Эжена в журнале La revolution surrealiste. Беренис Эбботт (Berenice Abbott), ученица Рэя, была потрясена работами Эжена, и ей мы обязаны сохранением его фотографий, которые Беренис приобрела после смерти мастера. Она писала: «Его будут помнить, как историка города, настоящего романтика, влюбленного в Париж и Бальзака от фотографии, чьими работами мы можем сплести огромный гобелен французской культуры».
В 1968 Нью-Йоркский музей современного искусства приобрел собрание работ Атже из архива Беренис Эббот. Сегодня Атже — крупнейшая фигура в истории фотоискусства, один из пионеров городской фотографии. Французской писательнице Мишель Фабьян (Fabien) принадлежит биографический роман «Атже и Беренис» (1987). Всё новые снимки из гигантской коллекции мастера продолжают появляться перед зрителями.
Он родился в Либурне около Бордо в 1856 году. Его родители умерли, когда ему исполнилось пять лет. Его стал воспитывать дядя и, по окончании школы, Эжен решил посвятить себя морской торговле, в чем весьма преуспел, пока в 1879 году не вернулся в Париж.
Со второй попытки поступил в 1879 в Консерваторию драматического искусства (Conservatoir d'Art Dramatique). Там он два года учился с намерением в будущем стать актером. Карьера на новом поприще не удалась. Он выступал с малоизвестными труппами в провинциальных городках Франции и пригородах Парижа, всегда играя небольшие роли. В 1885 принят в труппу передвижного театра, но был вынужден оставить актерскую профессию из-за болезни связок. Тем не менее, этот период жизни Эжена замечателен знакомством с актрисой Валентиной Далафосс, с которой он прожил всю оставшуюся жизнь.
В 1897 году он решил попробовать себя в роли художника — и опять неудачно. И лишь в следующем году, в возрасте 40 лет Эжен начал заниматься фотографией. Это было время больших перемен в Париже, когда индустриальная революция коренным образом изменяла облик «старого города», исчезавшего на у глазах современников. Многие фотографы старались успеть запечатлеть старый Париж до его масштабной перестройки, запланированной и начатой бароном Османном и Эжен был в их числе.
Эжен Атже ходил со своей громоздкой и неуклюжей крупноформатной камерой по улицам Парижа и снимал дома и подъезды, дворы и витрины магазинов, особняки и мастерские, церкви и памятники… Современные для того времени сооружения мало его интересовали: ни на одном из его снимков нет, скажем, Эйфелевой башни. Иногда он снимал городские сценки, включая в кадр в основном представителей низших слоев общества. Его фигура в потертой одежде, и черное покрывало, которое он накидывал на себя и камеру при съемке, стали достопримечательностью. Парижане звали его «Папаша Атже».
Его непостоянный заработок зависел от заказов. Так для французского Архива он сделал серию документальных фотографий исторических зданий и средневековых статуй. На первом этаже пятиэтажного здания, где была его квартира и проявочная, он повесил объявление: «Атже — документы для художников» (Documents Pour Artistes) и продавал фотографии дизайнерам интерьера, декораторам, художникам. Также он продавал свои работы и таким организациям, как Bibliotheque Nationale, Bibliothede la Ville de Paris и Musee Carnavalet, стремившимся составить коллекции фотографий «старого Парижа».
Фотография не принесла Эжену Атже особенного богатства. В 1920 он продал 2600 своих негативов Service Photographique des Monuments Historiques. Это была довольно большая часть работы, проделанной им за предыдущие 20 лет. Деньги, вырученные от продажи, дали ему относительную свободу, которой он раньше не знал. Следующие годы своей жизни он провел в поиске, делая фотографии ценные как с точки зрения истории, так и искусства. Он умер 4 августа 1927 года больным и непризнанным, еле сводя концы с концами.
Стиль Атже сильно изменился, начиная с первых его работ, заканчивая последними. Его ранние виды Парижа сделаны в середине дня, когда почти нет теней и интересных световых явлений. Его работы сухи и неэмоциональны. Позже он стал обдуманно использовать свет для создания особого настроения, экспрессии. В его последних фотографиях свет является предметом съемки.
За 30 лет Эжен сделал более 10 тысяч фотографий. Вплоть до самой смерти в 1927 году он продолжал использовать то же оборудование, с которого начинал — «меховую» камеру 18х24 на деревянном штативе.
Эжен не пользовался экспонометром — он сделал простую табличку для расчетов, полагаясь на свой опыт и знания. Для съемки интерьеров он не использовал искусственное освещение, обходясь естественным.
Эжен Атже всегда сам печатал свои фотографии со стеклянных негативов, используя практически не применявшийся с конца XIX века процесс на основе альбумина, представлявшего собой смесь яичного белка и соли или же хлористого алюминия. Позже фотограф стал наносить на свои отпечатки воск, своеобразный эффект от которого позволял добиться самых разных оттенков желтого цвета, вплоть до шоколадного.
Хотя Эжен Атже не был особенно знаменит при жизни, его работы вдохновили многих талантливых фотографов XX века. «… я познакомился с работами Атже, фотографа с трагической судьбой, и они произвели на меня настолько сильное впечатление, что, наверное, под их влиянием я и купил свой первый фотоаппарат» — вспоминал Анри Картье-Брессон.
Одним из ранних поклонников Эжена был юный Ансель Адамс, который писал в 1931 году: «Обаяние Атже заключается не в превосходном владении техникой его времени, не в старомодной изящности одежды, архитектуры и персонажей его работ, а в объективном и глубоком видении предмета… В его работах простое открытие простых аспектов жизни его окружения. Нет никакого наносного символизма, никаких дизайнерских наворотов, никаких скрытых интеллектуальных проблем. Фотографии Атже — непосредственные и эмоционально чистые записи редкого и утонченного восприятия и представляют может быть самую раннюю форму чистого искусства фотографии».
В 1926 году один из соседей Атже — Ман Рэй — опубликовал, правда без указания авторства, несколько фотографий Эжена в журнале La revolution surrealiste. Беренис Эбботт (Berenice Abbott), ученица Рэя, была потрясена работами Эжена, и ей мы обязаны сохранением его фотографий, которые Беренис приобрела после смерти мастера. Она писала: «Его будут помнить, как историка города, настоящего романтика, влюбленного в Париж и Бальзака от фотографии, чьими работами мы можем сплести огромный гобелен французской культуры».
В 1968 Нью-Йоркский музей современного искусства приобрел собрание работ Атже из архива Беренис Эббот. Сегодня Атже — крупнейшая фигура в истории фотоискусства, один из пионеров городской фотографии. Французской писательнице Мишель Фабьян (Fabien) принадлежит биографический роман «Атже и Беренис» (1987). Всё новые снимки из гигантской коллекции мастера продолжают появляться перед зрителями.
отпечатки из коробок
Давно хотел добраться до коробок с фотографиями. Лежат эти сотни фотографий, никого не трогают уже много лет. Считаю великой несправедливость судьбу этих фотографий, они должны найти своего зрителя, тем более их почти никто не видел. Остсканировал часть фотографий, которые на мой взгляд в сегодняшних реалиях интересны.
Вятка-Москва-Россия 1995-2005
Вятка-Москва-Россия 1995-2005
… У человекa тело
Одно, кaк одиночкa.
Душе осточертелa
Сплошнaя оболочкa
С ушaми и глaзaми
Величиной в пятaк,
И кожей — шрaм нa шрaме
Надетой нa костяк…
(Арсений Тарковский)
Одно, кaк одиночкa.
Душе осточертелa
Сплошнaя оболочкa
С ушaми и глaзaми
Величиной в пятaк,
И кожей — шрaм нa шрaме
Надетой нa костяк…
(Арсений Тарковский)
Бедное русское
Картинка для привлечения внимания: целая витрина книг.
Вот здесь лежит толстый 500+ страничный pdf каталога Ленинградской биеннале. Я не поленилась и просмотрела его весь (можете глянуть страницы 72, 136 и пролистать мельком последние 50). С таким же успехом можно было бы посмотреть топ, а лучше – печатные книги фотосайт.ру: достойные работы совершенно теряются и тонут среди вещей, отобранных генератором случайных чисел.
Такие события откатывают назад маленькие, но важные усилия по формированию, прививанию и привнесению средств и языка современной свежей фотографии. И без этого большинство не учится, не развивается и не считает нужным узнавать что-то самостоятельно.
Плох даже не уровень поданных (у меня нет ни права, ни опыта, ни образования, ни желания их критиковать; да и критерии «хорошо» и «плохо» за этой гранью смешны) работ, плохо то, что их вообще серьёзно отправляли в таком количестве. Понятно, что фраза «работы в Русском музее» очень приятно действует на чувство собственной важности и пока что может произвести впечатление, но это сделка с совестью. Так не должно быть. Этот каталог не только русскую фотографию серьёзно дискредитирует, он опускает уровень и авторитет музея. Особенно учитывая то, что есть сильные, достойные фотографы.
Должен быть отбор, должна быть идея, должен быть уровень. Работы должны отбираться не чиновником и «частным коллекционером и меценатом», должно быть кураторство. Что делает эта выставка? Подаёт фотографию как явление? Осмысливает? Знакомит с авторами? Показывает современную фотографию музейного уровня?
Ведь это будет воспринято многими уровнем современной фотографии, потому что именно такая фотография легитимизировалась на площадке одного из крупнейших государственных музеев, это не частная лавочка «всё по 60.000 р».
Две тысячи девятый год. Русский музей. Арт-фотография.
Такие события откатывают назад маленькие, но важные усилия по формированию, прививанию и привнесению средств и языка современной свежей фотографии. И без этого большинство не учится, не развивается и не считает нужным узнавать что-то самостоятельно.
Плох даже не уровень поданных (у меня нет ни права, ни опыта, ни образования, ни желания их критиковать; да и критерии «хорошо» и «плохо» за этой гранью смешны) работ, плохо то, что их вообще серьёзно отправляли в таком количестве. Понятно, что фраза «работы в Русском музее» очень приятно действует на чувство собственной важности и пока что может произвести впечатление, но это сделка с совестью. Так не должно быть. Этот каталог не только русскую фотографию серьёзно дискредитирует, он опускает уровень и авторитет музея. Особенно учитывая то, что есть сильные, достойные фотографы.
Должен быть отбор, должна быть идея, должен быть уровень. Работы должны отбираться не чиновником и «частным коллекционером и меценатом», должно быть кураторство. Что делает эта выставка? Подаёт фотографию как явление? Осмысливает? Знакомит с авторами? Показывает современную фотографию музейного уровня?
Ведь это будет воспринято многими уровнем современной фотографии, потому что именно такая фотография легитимизировалась на площадке одного из крупнейших государственных музеев, это не частная лавочка «всё по 60.000 р».
Две тысячи девятый год. Русский музей. Арт-фотография.